Стороной же от шоссе едут два верховых: мужчина на английском жеребце и дама на иноходце. Не говоря о цене лошадей и седла, одна черная шляпа с лиловым вуалем стоит два месяца работы каменобойцев, а за стик – хлыст модный английский – заплачено столько, сколько получит за неделю подземной работы тот малый, который идет довольный тем, что нанялся в шахты, и сторонится, любуясь на гладкие фигуры лошадей и всадников и на жирную, иноземную, огромную собаку в дорогом ошейнике, бегущую с высунутым языком за ними.
Неподалеку за этой компанией едут на телеге улыбающаяся, с завитыми кудряшками, нарядная девица в белом фартуке и толстый, румяный мужчина с расчесанными бакенбардами, с папироской в зубах, что-то нашептывающий девице. В телеге видны самовар, узлы в салфетках, мороженица.
Это – прислуга людей, едущих в коляске, верхом и на велосипедах. Нынешний день не представляет для них ничего исключительного. Они живут так все лето и почти каждый день делают прогулки, а иногда, как нынче, – с чаем, напитками и сладостями, с тем, чтобы есть и пить не в одном и том же, а в новом месте.
Господа эти – три семьи, живущие в деревне и на даче. Одна семья помещика – владельца 2000 десятин земли, другая – чиновника, получающего 3000 р. жалованья, третья – самая богатая семья – дети фабриканта.
Все эти люди нисколько не удивлены и не тронуты видом всей той нищеты и каторжного труда, которые окружают их. Они считают, что все это так и должно быть. Занимает их совсем другое.
– Нет, это невозможно, – говорит дама верхом, оглядываясь на собаку, – я не могу видеть этого. – И она останавливает коляску. Все говорят вместе по-французски, смеются и сажают собаку в коляску и едут дальше, застилая облаками известковой пыли каменобойцев и прохожих по дороге.
И коляска, и верховые, и велосипедисты промелькнули, как существа из другого мира, а заводские каменобойцы, мужики-пахари продолжают свою тяжелую, однообразную, чужую работу, которая кончится вместе с их жизнью.
«Живут же люди», – думают они, провожая глазами проехавших. И еще мучительнее представляется им их мучительное существование.
Неужели это так надо?
Лев Толстой
Бессмертие
В душе нашей есть нечто такое, что не подлежит смерти. Мы можем сознавать это нечто и можем не сознавать его.
1
Знающий других людей умен; знающий самого себя – просвещен.
Побеждающий других силен; побеждающий самого себя – могуществен.
Тот же, кто, умирая, знает, что он не уничтожается, – вечен.
Лао-Тсе
2
И родятся и живут люди только как некоторые подробности Бога, которые поэтому уничтожиться не могут, – скрыться из глаз наших могут, но не уничтожиться.
3
То, что один человек дольше проходил через открытое мне поле зрения, а другой быстро прошел через него, никак не может заставить меня приписать большей действительной жизни первому и меньше второму. Я несомненно знаю, что если я видел проходящего мимо моего окна человека, – скоро ли или медленно, все равно, – я несомненно знаю, что этот человек был и до того времени, когда я увидал его, и будет продолжать быть и скрывшись из моих глаз.
4
Я не верю ни в одну из существующих религий и потому не могу быть заподозрен в том, что слепо следую какому-либо преданию или влияниям воспитания. Но я в продолжение всей моей жизни думал настолько глубоко, насколько был способен, о законе нашей жизни. Я отыскивал его в истории человечества и в моем собственном сознании, и я пришел к ненарушимому убеждению, что смерти не существует; что жизнь не может быть иная, как вечная; что бесконечное совершенствование есть закон жизни, что всякая способность, всякая мысль, всякое стремление, вложенное в меня, должно иметь свое практическое развитие; что в нас есть мысли, стремления, далеко превосходящие возможности нашей земной жизни; что именно то, что в нас есть эти стремления и мы не можем проследить их происхождения от наших чувств, служит доказательством того, что они входят в нас из области, находящейся вне земли, и могут быть осуществлены только вне ее; что ничто не погибает здесь на земле, кроме разных видов вещества, что думать, что мы умираем, потому что умирает наше тело, – все равно что думать, что работник умер, потому что орудия его износились.
Иосиф Мадзини
5
Тот, кто знает, что основа жизни его – дух, вне всякой опасности. Затворяя врата своих чувств в конце жизни, он не испытывает никакого беспокойства.
По Лао-Тсе
6
Бог есть жизнь вечная и всемирная в бесконечном времени и пространстве. Он – все, что есть, и нет другого Бога, кроме Бога. Все в Нем, и ничто не существует вне Его. И потому всякое существование есть проявление Его жизни, и всякая жизнь при рождении выходит не из несуществования, а из Него и при смерти не перестает существовать, а возвращается к Нему.
Анфантен
7
Истинная жизнь – вне времени и пространства, и потому смерть может только изменить проявление жизни в этом мире, но никак не уничтожить самую жизнь.
8
Веру в бессмертие нельзя принять от кого-нибудь, нельзя себя убедить в бессмертии. Чтобы была вера в бессмертие, надо, чтобы оно было, а чтобы оно было, надо понимать свою жизнь в том, в чем она бессмертна.
9
Верить в будущую жизнь может только тот, кто установил в своем сознании то новое отношение к миру, которое не умещается в этой жизни.